Недавно в киевском издательстве «Ярославів вал» вышла новая книга лауреата Национальной премии Украины им. Т.Г. Шевченко, нашего земляка Григория Гусейнова «Одіссея Шкіпера та Чугайстра».

Книга написана в необычном жанре. Он определён автором как «оккупационный роман». Действительно, сквозным героем этого произведения стала Оккупация. Но не следует забывать, что это была немецко-фашистская оккупация. Оккупация со всеми признаками тоталитаризма, геноцида и «преимуществами» национал-социализма. Однако, не на этом сосредотачивается Григорий Гусейнов. Главное внимание он уделяет жизни, наблюдениям и мыслям старшеклассника из степного украинского городка по прозвищу Шкипер. У него, как и у многих, кто оказался под «опекой» третьего рейха, доминирует элементарное желание жить. Приспосабливаясь к новым условиям, он ходит в агрономическую школу, на спектакли в местный театр имени Котляревского, на заседания городской «Просвіти», играет в футбол, влюбляется, дружит и общается со своим псом по кличке Чугайстер. Нельзя сказать, что мысли, чувства и оценки рассказчика скрываются от читателя или выводятся за скобки как нечто малосущественное. Напротив, они честно регистрируются и обстоятельно описываются. Но так отстраненно, так равномерно, так почти равнодушно, что на душе становится зыбко и знобко...

Другим сквозным элементом является почти мифологическое изображение картин украинской степи в разных её природных состояниях. Её аура иногда доминирует над всем и даже затеняет то, что происходит в суровой реальности. А в той реальности: война, отступление советских войск и разрушение всего, что нельзя оставить фашистам, Холокост, наивные попытки двигать «українську справу» под немцами, вербовка, а потом и облавы на людей для отправки на работу в Германию и многое другое, что отделяло жизнь от смерти, но и могло моментально поменять их местами.

Однако автор не драматизирует ни одну из коллизий романа. Он хочет показать войну в каком-то собственном «гуманитарном» измерении. Поэтому в тексте Гусейнова много второстепенных описаний географических подробностей и легенд, бытовых и военных вещей, пейзажей и гротесково-лубочных картинок ежедневного бытия, в которых будто бы растворяется, замедляется время, где оккупация становится привычной и обычной атмосферой, не худшей, чем советский режим. И даже больше: автор считает, что (цитирую) «разом з іншим у зручних модерних заплічниках німці-загарбники, навіть не підозрюючи цього, привезли в Україну ПАГІНЦІ ДЕМОКРАТІЇ, такої звичної для всього світу, але десятиліттями зачиненої високою залізною брамою для місцевого люду». Утверждение очень сомнительное, если не сказать антинаучное.

Напомню уважаемому автору, что фашисты выдвинули и пытались реализовать на практике не просто идею сильной державы, а державы тоталитарной, которая поглощает гражданское общество. Их политическое движение основывалось на национализме, который далее переходил в шовинизм и расизм. Напомню также, что «унтерменшен» (буквально «недочеловеки») – нацистское обозначение «неполноценных народов»: славян, африканцев, цыган, азиатов, евреев. Они подлежали онемечиванию, переселению или физическому уничтожению, их культура – забвению, а территория – включению в состав Третьего рейха.

О каких же «РОСТКАХ ДЕМОКРАТИИ» здесь можно заявлять?

Ещё одна вещь в тексте Григория Джамаловича вызывает большое сомнение: «З'ясувалося, що розстрілювати євреїв німці запропонували українській поліції, але та категорично відмовилася». Как авторский художественный приём, основанный на гиперболизации, которую так любит Г. Гусейнов, возможно, это и оправдано. Но, к сожалению, учёные – исследователи вопросов Холокоста – таких исторических свидетельств не зафиксировали.

Следующее, что вызывает моё читательское неприятие, – это не вполне органическое появление в ткани романа мистического образа змей, которые неожиданно взялися мстить как фашистам, так и «совєцьким», попеременно уничтожая представителей обоих противоборствующих сторон. Таким образом автор, вероятно, желает показать, что обе стороны виноваты, на обеих лежит грех развязывания войны. Однако карает их почему-то не Божественная сила, что традиционно в литературе символизировала справедливый суд, а тёмные силы, силы ада, слуги дьявола (желтобрюхи, вопреки всему, змеи, а Змей в христианской традиции соотносится з Люцифером).

Восемнадцятилетний герой Гусейнова понимает, «що за виїмкових умов легко розміняти час на простір». Поэтому он больше наблюдатель, чем охотник, каким, по словам друга Сёмы, всегда должен оставаться мужчина. Несмотря на свой активный возраст, он не думает ни о каком сопротивлении, никоим образом не приобщается ни к деятельности подпольщиков, ни к борьбе партизан или «похідних груп ОУН-УПА». Для него сделать выбор – это навлечь на себя смертельную угрозу. Такой выбор сделала девушка, за которой тосковало его сердце. Валя пошла работать в немецкий госпиталь и погибла во время бомбардировки. И всё же долго стоять в стороне ему всё одно не удаётся: вместе с матерью Шкипер вынужден выехать в Германию, где работает отец, а заканчивает свои дни в уютном районе Торонто.

Этот «оккупационный роман» фонит. Белым шумом фонит Оккупация. Даже несмотря на слова немца музыканта Вальтера, обращённые к главному герою («Солдати по обидва боки фронту… пов’язані між собою смертною дорогою, до якої вони найближче. Тому один одного будемо рятувати в музиці»), этот шум, действуя на подсознание, выравнивает и отбеливает всё – убийства, пытки, предательства, все ужасы войны. Как будто до этого не было ни повестей и рассказов Быкова, ни романов Белова, Симонова, Гроссмана, Гончара, Довженко, ни стихотворений Пауля Целана. Как будто не было Нюрнбергского процесса, международного военного трибунала и Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него.

Не спешу давать никому из читателей советов и рекомендаций, но для себя оставляю право следовать завету Владимира Высоцкого:

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа, наблюдал свысока,
А в борьбу не вступил с подлецом, с палачом,
Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем.

Если путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почем,
Значит, нужные книги ты в детстве читал.

Понимаю, что это произведение ещё один шаг к пересмотру причин, хода и последствий Второй мировой войны. Да, такой пересмотр необходим. Но без художественных перекосов, когда сталинизм осуждается, а нацизм облагораживается. И пусть этим занимаются учёные – историки, политологи, этносоциологи и т.д.

Ещё хотелось бы посоветовать Григорию Джамаловичу внимательнее работать с первоисточниками, ведь в оригинале текста песни «Лента за лентою» («Вже вечір вечоріє…») в первом припеве последняя строка звучит так: «Вкраїнський повстанче, в бою не відступай!».

Роман ЛЮБАРСКИЙ.