Слеза Марии

(Продолжение)

Глава 9

— А помните, Доктор, как на Хермоне, отбив пограничную базу, мы нашли у офицера-сирийца французский коньяк?

— О, конечно, пан Итон. Он оказался весьма кстати, мы были на грани обморожения… Вы с тех пор пристрастились к этому напитку?

Доктор был в благостном расположении духа и слегка ерошил усы.

— Нет, я предпочитаю армянский или грузинский… О чём же вы хотели спросить, говоря о главной теме?

— Может вам покажется странным, дружище, но меня весьма заинтриговала одна деталь в рассказе игумена. Это загадочный сосуд, о котором он несколько раз упомянул. Но, похоже, без какой-то определённой связи.

— Не думаю. Возможно, это ключ к пониманию того, как пан Древиньски оказался здесь, в Иудейских горах?

— О, пан Итон, вы мыслите, как заправский детективщик.

— Возможно. И чтобы разрешить эту загадку, предлагаю вам пойти к нашему игумену и задать несколько простых вопросов.

Не прошло и получаса, как Доктор вернулся. Поначалу он не мог говорить. Его движения и его лицо выражали целую гамму чувств. И пока он не пришёл в себя, трудно было понять, каким откровением было вызвано такое потрясение.

— Начну с главного, — прерываясь почти на каждом слове, Доктор всё же стал говорить. — Вы ни за что… не угадаете, с кем я… сейчас… беседовал!

Тут я обескуражено посмотрел на товарища, ища в его глазах то ли подвох, то ли признак психического отклонения.

— Нет, нет… Я в порядке… Просто то, о чём я узнал… Нет… Это… Это невероятно… Это чудо. Или какой-то сон. Нет, это уж слишком… Слишком много для сегодняшнего дня.

Беспорядочно жестикулируя и двигаясь по террасе, Доктор на мгновение остановился и вдруг осенил свою грудь знамением, как это делают католики.

— Док, может всё же глоток коньяку?

— Пожалуй.

Он поспешно выхватил из моих рук флягу и только, когда сделал второй глоток, успокоился, сел на скамью и стал рассказывать.

— Мариам шла за Сыном своим, Посланником Бога, и при каждой его остановке, при каждом ударе бича, при каждом оскорбительном слове сердце Её сжималось от боли. Её участие в искуплении наших грехов соразмерно Господней участи. Никто из людей не может понять, что испытала Она в те минуты. Стоя у подножья Голгофы и видя Его страдания, Матерь Божья испытывала страдания возможно большие. Но как же смиренно Она переносила эту муку!..

Я чувствовал Её взгляд, слышал Её молитву, когда лежал в беспамятстве в склепе в развалинах монастыря Монте-Кассино. Исповедуясь перед Богом возможно в последний раз, невероятным кажется мне и поныне, чтобы, кроме Самого Высшего Бога, был кто-либо преисполнен такой Божественной силы и высшей благодати. Её священная любовь к Сыну, услышанная Богом-Отцом, и воскресила Христа. Вот простая истина, которую узрел я в тот момент. И своей жизнью я обязан Её заступничеству.

И тебя призываю почитать Её, ибо ты родился под Покровом Богородицы, сын мой… Гжегош… Дай мне руку наконец, и прости, что я так долго искал тебя… Что мой сан не позволял мне признать тебя сыном…

Я ведь прибыл сюда под другой фамилией. Да, ещё в АК я узнал, что Мария родила мне сына. Но потом ваши следы потерялись… Как оказалось, вы просто переехали в Краков. А мои друзья по Иностранному легиону (да, да, мне довелось повоевать и там!) помогли проследить твой путь и ты оказался здесь во многом благодаря им…

Мой же путь был предначертан Провидением. Будучи на Кипре, я встретил отца Иоанна, того самого который спас меня в России. Он служил тогда на Афоне. Второй раз мы встретились в Иерусалиме, и он призвал меня в этот монастырь послушником. Здесь я искупал свои грехи. Здесь мне открылись многие таинства.

И ещё я узнал, Гжегош, что у каждой легенды, у каждого апокрифа есть подлинная основа. Основа эта — во все времена и у всех народов — любовь. Без любви нет и веры. Благодарю Бога моего, благодарю Божественную Деву, благодарю всех апостолов, что привели тебя ко мне в этот час. Благодарю тебя, Гжегош, что отозвался, что решился пройти этот непростой путь… И последнее: мне говорили, ты склонен к корыстолюбию. Не гонись за деньгами. Стань мудрым — победи свою страсть.

А теперь иди с миром!

— Вот последние слова отца моего, друг мой Итон…

А ещё он завещал Музею книги несколько пергаментных листков, написанных на арамейском языке. Один из них вы уже держали в руках… Возможно, с ними тоже связана некая тайна.

— Дорогой Док… Габи… Гжегош… я не знал вашего польского имени… Примите мои соболезнования… Вы… Наш игумен… Простите, отец ваш, вы достойны уважения. Вы победили все превратности судьбы. Чтобы найти друг друга, вы преодолели пространство и время. Хотя оно так безжалостно к нам.