Рубрики: «В СЕРЕБРЯНЫХ ТУМАНАХ РЕЧКИ БИАНКИ», РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ РОМАНА ЛЮБАРСКОГО
Арсения Великая
Надо отдать должное оргкомитету Корнейчуковской премии – в работе его жюри никогда не бывает проколов. Трудно попасть в список ее лауреатов… Однако и остаться незамеченным, обойденным ею, нелегко. Если это настоящий талант. Если живет в авторе та пульсирующая жилка детства, когда он еще дышит его запахами, мучается детскими комплексами и уже взрослым логичным умом находит развязки старым запутанным хитросплетениям. Это и не удивительно. Ведь критерии Корнейчуковской премии задал любимый одесситами тонкий знаток живописи и литературы, старый библиограф, обаятельнейший Евгений Михайлович Голубовский. А уровень требований к участникам конкурса достойно поддерживают члены нынешнего жюри Владимир Рутковский, Наиль Муратов, Владимир Шовкошитный, Юрий Ковальский, Эллина Заржицкая и другие.
Сегодня мы хотим вас познакомить с одним из лауреатов (вторая премия в номинации «Проза для детей старшего возраста») – писателем из города Кропивницкого Романом Любарским.
Светлое очарование его детских стихов не может не тронуть. Они понятны и близки в ощущениях времени, места, движениях природных ритмов. Они легко запоминаются. Вот послушайте:
Тиша, сіра, наче котик,
Вийшла з хати на зорі
Й позіха, відкривши ротик,
Біля тину у дворі.
А за нею вийшла Маша,
А за нею вийшов Сон.
– На сніданок з маслом каша.
Прошу, нам на трьох персон.
Как-то Корней Чуковский (лауреатом премии имени которого стал Роман Любарский), анализируя творчество Маршака, заметил, что в его детских стихах маленький ребенок ощущает себя очень важным, уверенным, властелином природы, он гордо повелевает стихиями: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло!», «Дождик, дождик, перестань!»
«…Повелительное, требовательное, волевое начало ценилось им превыше всего, – пишет Чуковский о Маршаке, – даже в детских народных стишках». (К. Чуковский. «Высокое искусство. Принципы художественного перевода»)
Такая же требовательная в стихах Любарского и малышка Маша, которая рано утром вместе «з Тишею та Сном» вышла во двор. Оказывается, в детях уже в очень маленьком возрасте живет чувство собственной значимости и силы. Это очень хорошо подметил в своих стихах и Роман Любарский. Повелительные нотки звучат и в голосе его Маши, оттого она так мила и полна достоинства.
„На сніданок з маслом каша.
Прошу, нам на трьох персон”.
Роман – известный поэт, писатель, журналист. Он великолепно владеет русской и украинской мовами. На вручение Корнейчуковской премии Роман, элегантный и стройный, приехал в роскошной льняной вышиванке с тонким зеленым орнаментом. В его венах течет нередкая для Украины смесь украинской и еврейской крови.
Большая часть жизни, с рождения и доныне, прошла у Романа неподалёку от маленькой речушки с удивительным названием Бианка. Она с давних времен протекает через окраинные районы города, который в разные времена носил названия Елисаветград, Зиновьевск, Кирово, Кировоград.
«Вырос я на окраине, которую в былые времена можно было бы назвать рабочей слободкой. На самом деле называлась она Большая Балка. И народ здесь жил разношёрстный – от пролетариев и военных до бандитов и воров.
На одном её краю было старинное Петропавловское кладбище, на другом – Дальневосточное, новое. Посреди Балки поросшая дерезой, камышом и ряской, ныряя в буераки и петляя среди гранитных глыб, весело текла мимо старых хат и могучих тополей речушка Бианка. Никто уже не знает, кто дал ей такое необычное имя, которое в переводе с итальянского означает «светлая».
Хата наша была крайней в глухом переулке, что начинался на улице Колодезной и заканчивался у Петропавловского кладбища. И переулка, и кладбища давно уже нет на карте, но я и поныне помню этот адрес – Подольский переулок, 12».
Бианка стала в творчестве писателя тем волшебным серебряным туманом, который упрятал в прошлое и родные лица – мудрого деда Миколу, мать Валентину, и давно утратившие свое очарование слова «брикет», «орешек», «семечка», «жужелица». И не важно, что на самом деле слова эти означают врезавшиеся в память прозаические названия марок угля. Они и сегодня согревают. И живет в детских рассказах Романа Любарского старый, удивительно прочный дедов велосипед, и трогательные первые влюбленности поэта, и выплывшая из небытия, спрятанная во времени трагедия расстрела прадеда Хацкеля Любарского за селом Еградковка.
… Бианка… Скалы… Камыши…
Таинственны меж них прогулки.
Июльский полдень. Ни души
В моем Подольском переулке.
……………………………….
………………………………
Ищу знакомые тропинки,
Ищу знакомые места.
Цветут фиалки и барвинки.
Течет Бианка. Но – не та…
И так до смертного креста,
Разгадку окрестив Судьбою,
Ищу в пространстве за собою
Те заповедные места.
………………………………
Кроме полных теплоты детских стихов и рассказов Романа Любарского, рассказов, которые хочется слушать… или писать под них диктанты на уроках родного языка... Когда учительница читает их с выражением, не спеша, в стенах притихшего сосредоточенного класса…. Так вот, кроме этих рассказов (простите, увлеклась детскими воспоминаниями), у пана Романа умные, высокопрофессиональные публикациии в культурной хронике газеты «Народне слово» (еженедельнике, выходящем в Кропивницком). В них очень интересные статьи о замечательных земляках – художниках, музыкантах, писателях, учёных.
И еще что есть в биографии писателя Романа Любарского, так это то, чем не каждый может похвастаться в жизни. А именно – знакомство и дружба с замечательными людьми, людьми-легендами, а еще – необыкновенные открытия из истории родного города да всего украино-российского литературоведения в целом.
Войдя в эту реку, реку времени (что течет давним руслом притихшей Бианки), Роману Любарскому посчастливилось открыть малоизвестные страницы биографии ещё одного выдающегося елисаветградца – юного Арсения Тарковского, соприкоснуться с судьбой таинственной Марии Фальц, а еще познакомиться с прекрасной дочерью Поэта – Мариной Арсеньевной, младшей сестрой Андрея Тарковского. Роман Любарский общался с нею и в библиотеках Кропивницкого, и в родовом гнезде Тобилевичей–Тарковских на хуторе «Надія», бывал у Марины Тарковской в Москве, гостил в её домике в Тарусе.
Он отстаивал правду в полемике с московским учёным искусствоведом Паолой Волковой, которая написала свои, весьма далекие от истины, воспоминания об этой известной творческой семье (часто подтасовывая действительность под свое видение истории). Раскованная и своеобразная Паола Волкова в своем мировосприятии иногда интуитивно охватывает реальность, не вникая в детали и подробности. Есть и такое видение мира... Однако Роман Любарский, указывая на ошибки и прорехи в тексте Волковой, пишет: «Заслужений діяч мистецтва РФ Паола Волкова, піддавшись спокусі заглибитися в сімейний архів Тарковських, однобічно використала і опублікувала багато (іноді особистого, інтимного характеру) документів без необхідного на те дозволу і коментарю нащадків. Фактографічні та стилістичні помилки «золотими розсипами» лежать в тексті книги… Книги П. Волкової не мають права претендувати на достовірність. Більше того: їх фактографічна основа викривлена, а концептуальна – шкідлива». Роман Любарский бережно хранит память о событиях, которые происходили в его родном городе, которые касаются дорогих ему людей.
Теперь несколько слов об открытиях, которые они совершили вместе с Мариной Тарковской в конце восьмидесятых в Кропивницком.
В самых глубоких, самых проникновенных стихах Арсения Тарковского часто встречается посвящение «М. Г. Ф.»… И даже звучит имя – МАРИЯ. Долгие годы считалось, что стихи эти посвящены Марии Вишняковой – матери Андрея и Марины Тарковских. Однако у Марины Тарковской появились некоторые сомнения. Последней волей поэта Арсения Тарковского была просьба к дочери посетить его родной Елисаветград.
Познакомившись с Романом Любарским, который познакомил её с тогда ещё живыми сверстницами Тарковского, проведя много часов в архивах, гуляя меж старинных чопорных особняков Елисаветграда на Дворцовой и Большой Перспективной улицах, Марина Арсеньевна пришла к выводу, что стихи эти посвящены женщине, которая возникла в жизни Тарковского задолго до знакомства с ее матерью. А именно в ранней юности поэта. «Как бы мне этого ни хотелось, связать эти стихи с мамой – не получается. «Близорукий взгляд» – это не о маме. «Дикий виноград», прижавшийся к стене, – тоже не мамины реалии… В большой коричневой тетради стихов 1941–1945 годов под стихотворением «Соберемся понемногу» нахожу папину подпись: «6 авг.1932 – день смерти М. Г. Ф.» Кто же эта замечательная женщина, чей образ Арсений Тарковский бережно хранил всю жизнь? Кто она – эта удивительная муза поэта, которую он повстречал на заре своей жизни, в родном городе, и которая открыла в тонком красивом высоком мальчике несметные сокровища поэтической души?
Строки величайшего поэтического шедевра «Первые свидания», написанного поэтом в 1962 году, посвящены ей:
Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
………………………………...........
………………………………………
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам было с нами по дороге,
И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Марине Тарковской вместе с Романом Любарским удалось установить, что это Мария Фальц, дочь Густава Фальца, который в то время жил в Елисаветграде, а ранее был одним из управляющих имением барона Фальца-Фейна (основателя прекрасного украинского заповедника Аскания Нова). «Жила Мария Густавовна вместе с родителями на Александровской улице, где жили также Никитины и Тарковские. Сначала семье Фальц принадлежали комнаты и в первом, и во втором этаже, куда вела деревянная лестница – «по лестнице, как головокруженье…». (Марина Тарковская. «Осколки зеркала»)
У Марии Фальц была сложная судьба. Ее муж, офицер, с которым она прожила всего три дня, пропал без вести. Она была дружна со студентами и интеллигенцией Елисаветграда, принимала участие в домашних спектаклях. Мария была старше Арсения, но первое прекрасно великое чувство подарила поэту именно она. Она навсегда осталась в его памяти. А Елисаветград навсегда останется в истории литературы городом, где происходили самые глубокие, самые трогательные события, стихи о которых легли в сокровищницу мировой поэзии.
Вспоминая о своем общении с Мариной Тарковской в статье «Слышу в имени ясном Марина: Александр, Арсений, Андрей», Роман Любарский пишет: «Під час спілкування з Мариною Арсенівною вражало те, як обачливо, шанобливо і чуйно вона поставилася до жінки, якій присвячено більше віршів (а значить, і більше почуттів), ніж її матері». Люди, связанные с великим таинством поэзии, воистину, сами становятся светочем высокой этики и культуры.
Конечно, соприкасаясь с такими личностями, с такими историями, нельзя писать плохо. Раз судьба выбрала тебя из многих – соответствуй!
И Роман Любарский своим светлым творчеством свидетельствует, что эти подарки судьбы были не случайны.
Раздумья над судьбой Израиля (а поэт прожил в Иерусалиме семь лет), о том, как могла бы сбиться с пути мировая история, если бы Пилат принял другое решение, легли на бумагу легкой игрой воображения:
Туман та сніг Різдвяної пори –
щербет на спраглі губи Іудеї.
Біблійні царства, дивні епопеї…
Неначе все ішло за правилами гри.
Та випав сніг. І збив усіх з пуття.
І збив історію всесвітню з пантелику.
І встав Пілат, і мовив: «Поєлику
не буде до старого вороття,
шануйте всі Любов Його Велику».
І дав Ісусу хліба і коня.
І Він попрямував аж до Тібету.
Коли ви зауважите поету,
я відповім: «Розтанув сніг зрання…»
Библейские стихи поэта «Єремія», «Симеон Богоприїмець», «Марія Магдалена» и другие отличаются чеканной бронзовой и в то же время живой и трепетной вязью в современной украинской поэзии.
Вместе с нотками ностальгии по детству, с тонкой самоиронией, у Романа Любарского много свежих размышлений о жизни, о самом процессе творчества, о случайном и предрешенном в каждой судьбе:
…………………………………
За георгинами – окно,
И ты – за кисеею белой,
И я веду тебя в кино
И под руку беру несмело.
Тарковский, « Зеркало». Тепло.
И шепотки в скрипучем зале…
Как на пол молоко текло!
Как трепетно глаза мерцали!
О чём же промолчали мы
На лавочке у старой груши?..
И встретятся ли наши души?..
Дымы... Дымы... Дымы...
Особое место в его литературных трудах занимают переводы на украинский язык классиков и современников. Его сонеты Шекспира, цикл стихотворений из Марины Цветаевой, Федерико Гарсия Лорки, обращенные к украинскому читателю, задевают глубинные струны национального когнитивного восприятия, сливаясь при этом с общемировыми ценностями, поднимая украинского читателя на совершенно новый уровень взаимодействия с мировой классикой.
Сегодня Роман Любарский полон сил и вдохновения. Он находится в прекрасном возрасте, когда отточенное в сложных взаимодействиях с миром мастерство владения словом, когда свобода и багаж накопленного опыта дают ему право прикоснуться к самым высоким истинам и рассказать нам о них своим талантливым пером.
Роман Любарский и сегодня дарит нам роскошные стихи, в которых много жизни, солнца и света:
Коли бесідує зі мною Бог,
Він теж пригадує
смак слобідської вишні.
І келих ми п’ємо один на двох,
і огортає сум обох...
Хмелію першим я,
а потім – Вишній.
